— Как тебя зовут? — прошептал Тео.
— Наталия.
— О'кей, Наталия. У твоего приятеля в ванной есть пушка?
Фэлкон повернулся и направился в их сторону. Наталия дождалась, когда он приблизится, повернется спиной и снова двинется в обратном направлении. Потом быстро наклонилась к Тео и прерывающимся от волнения голосом едва слышно произнесла:
— Очень на это надеюсь.
Дверь мобильного командного пункта распахнулась, и послышались шаги — слишком тяжелые, чтобы принадлежать Алисии. Пауло повернулся на звук. Он ослеп полгода назад, но по-прежнему поворачивал голову в направлении шума, словно мог что-то увидеть, и часто задавался вопросом, когда этот инстинкт оставит его и оставит ли вообще.
— Чавес? — спросил Пауло.
— Он самый. Звонит Данден из Нассау. Хочет поговорить с тобой.
Сержант вложил в руку слепого свой мобильный, и Пауло почувствовал приток адреналина. Ему срочно требовалась дополнительная информация по делу Фэлкона, и он надеялся, что находившийся в Нассау Данден в этом поможет.
— Ну, что вы припасли для меня? — сказал он, поднеся к уху мобильник.
Данден говорил быстро и взволнованно.
— Только что мы получили результаты дактилоскопического исследования отпечатков, снятых с оставленной в сейфе записки. Компьютер обнаружил совпадение.
— И кто же это?
— К сожалению, мы не знаем имени этого человека.
— Вы же сказали, что компьютер обнаружил совпадение…
— Так точно.
— И кому же принадлежат отпечатки?
— На прошлой неделе исследовали отпечатки, снятые с пудреницы офицера Мендоса, и внесли их в базу данных ФБР. Ну так вот: компьютер обнаружил совпадение именно с этими отпечатками.
— Подождите секундочку. Вы что, пытаетесь мне сказать, что человек, похитивший сумочку Алисии в баре, и взявший деньги из депозитной ячейки банка на Багамских островах — одно и то же лицо?
— Это не я пытаюсь вам сказать. Об этом говорят результаты исследования отпечатков пальцев.
Пауло с минуту обдумывал информацию, размышляя, нет ли здесь какой-нибудь ошибки, и решил, что это невозможно.
— Что ж, отпечатки не лгут, — произнес он.
— Да, сэр. Этого за ними пока не замечалось.
Джек сдержал обещание, данное сержанту Пауло, и вернулся в Майами еще до рассвета.
Гидросамолет приземлился, а вернее, приводнился в пять утра на Гавернмент-кат — искусственном канале, соединяющем порт Майами и Атлантический океан. В это время суток на гладкой как стекло поверхности канала не было видно лодок, владельцы которых имели обыкновение выбрасывать в воду пакеты от сандвичей и пустые пивные банки, игнорируя требование уступать дорогу садящимся гидропланам. На обратном пути из Нассау Джеку удалось немного подремать, явно недостаточно, чтобы вновь почувствовать себя бодрым и свежим, но при сложившемся положении не стоило отказываться и от такой возможности. Посадка прошла так гладко, что Джек даже не проснулся, и Зак разбудил его, громовым голосом гаркнув:
— Пожар!
Джек вскочил с кресла, словно… словно ему и в самом деле угрожал огонь, и, только немного придя в себя, заметил, что Зак ухмыляется.
— Не смешно.
— Извини, приятель. Но я раз пятнадцать окликал тебя, однако ты продолжал храпеть.
Джек знал по меньшей мере пятнадцать других способов разбудить крепко спящего человека, не вызвав у него сердечный приступ, но решил не дискутировать на эту тему. Тем более что Зак относился к тому типу атлетически сложенных парней, которые любят подобные шуточки и даже мысли не допускают, будто человеку может стать плохо при подобном внезапном пробуждении.
«О Господи! Как же мне не хватает Тео».
В доке его поджидала машина департамента полиции Майами-сити. Джек плюхнулся на заднее сиденье, машина рванула с места и помчалась к Бискейн-бульвар.
Первые рассветные лучи осветили пустынную магистраль и жавшихся к стенам домов редких прохожих. В отсутствие Джека количество полицейских на Бискейн-бульвар и прилегавших к нему улицах значительно увеличилось. Были перекрыты все проходы, переулки и улочки, ведущие к мотелю. Помимо полицейских из Майами-сити и департамента полиции Майами-Дейд, на сцене появились солдаты национальной гвардии штата Флорида. На крышах домов сидели снайперы. Парковочная площадка перед рестораном была до отказа забита полицейскими машинами и автобусами, доставившими бойцов СВАТа и национальных гвардейцев, а сам ресторан превратился во временный штаб полицейских сил. На смену бороздившим небо вертолетам средств массовой информации прибыли полицейские геликоптеры. Ночь уступала место утру, и у перегораживавших магистраль полицейских баррикад скапливалось все больше представителей прессы и праздных зевак, желавших поглазеть на разворачивающиеся события.
Созерцая полицейскую мощь и толпящихся у заграждений людей, Джек вспомнил совсем другой рассвет и другое место — ранее осеннее утро у государственной тюрьмы в северо-восточной части Флориды. Тогда группы демонстрантов — поддерживающих смертную казнь и требующих ее отмены — всю ночь несли вахту у стен тюрьмы, подойдя к ним так близко, насколько им позволили национальные гвардейцы. Холодный ночной туман клубился, вытесняемый теплым утренним воздухом, а прорезавший горизонт алый рассветный луч знаменовал не только наступление нового дня, но и начало куда более важных и грозных событий. В это время Тео Найта отделял от встречи с электрическим стулом какой-нибудь час. Его голову и щиколотки уже побрили для наилучшего контакта с электродами, которые должны были пропустить через его тело электрический ток напряжением в двадцать пять тысяч вольт. И Джек уже мысленно с ним распрощался. Тогда он едва не потерял Тео: подпустил к смерти куда ближе, нежели это позволено хорошему адвокату, особенно учитывая невиновность его подзащитного. Правда, штат Флорида не пожалел усилий, чтобы отправить Тео Найта на электрический стул. И смертный приговор ему подписал не кто-нибудь, а сам отец Джека — губернатор Хэрри Свайтек. Теперь, годы спустя и в нескольких кварталах от того места, где пятнадцатилетнего Тео арестовали по подозрению в убийстве, целая армия полицейских пытается спасти его жизнь. На этот раз палачом Тео выступает не отец, но один из его, Джека, клиентов. Преступник собирался казнить невиновного человека. Исполненные мрачной иронии параллели выстраивались одна за другой — быстрее, нежели Джек был в состоянии воспринять. Как говорила его старая кубинская abuela,«жизнь — как дорога — много резких поворотов». Она говорила по-испански, и Джек не мог вспомнить фразу дословно, но смысл был такой.